Неточные совпадения
Самгин вышел в коридор, отогнул краешек пыльной занавески, взглянул
на перрон —
на перроне одеревенело
стояла служба станции во главе с начальником, а за
вокзалом — стена солидных людей в пиджаках и поддевках.
У подъезда гостиницы
стояло две тройки. Дуняшу усаживал в сани седоусый военный, толпилось еще человек пять солидных людей. Подъехала
на сером рысаке Марина. Подождав, когда тройки уехали, Самгин тоже решил ехать
на вокзал, кстати и позавтракать там.
Шипел паровоз, двигаясь задним ходом, сеял
на путь горящие угли, звонко стучал молоток по бандажам колес, гремело железо сцеплений; Самгин, потирая бок, медленно шел к своему вагону, вспоминая Судакова, каким видел его в Москве,
на вокзале: там он
стоял, прислонясь к стене, наклонив голову и считая
на ладони серебряные монеты;
на нем — черное пальто, подпоясанное ремнем с медной пряжкой, под мышкой — маленький узелок, картуз
на голове не мог прикрыть его волос, они торчали во все стороны и свешивались по щекам, точно стружки.
Бойкая рыжая лошаденка быстро и легко довезла Самгина с
вокзала в город; люди
на улицах, тоже толстенькие и немые, шли навстречу друг другу спешной зимней походкой; дома, придавленные пуховиками снега, связанные заборами, прочно смерзлись,
стояли крепко;
на заборах, с розовых афиш, лезли в глаза черные слова: «Горе от ума», — белые афиши тоже черными словами извещали о втором концерте Евдокии Стрешневой.
Нестерпимо длинен был путь Варавки от новенького
вокзала, выстроенного им, до кладбища. Отпевали в соборе, служили панихиды пред клубом, техническим училищем, пред домом Самгиных. У ворот дома
стояла миловидная, рыжеватая девушка, держа за плечо голоногого, в сандалиях, человечка лет шести; девушка крестилась, а человечек, нахмуря черные брови, держал руки в карманах штанишек. Спивак подошла к нему, наклонилась, что-то сказала, мальчик, вздернув плечи, вынул из карманов руки, сложил их
на груди.
Через день, прожитый беспокойно, как пред экзаменом,
стоя на перроне
вокзала, он увидел первой Алину: явясь в двери вагона, глядя
на людей сердитым взглядом, она крикнула громко и властно...
Перед
вокзалом стояла густая толпа людей с обнаженными головами,
на пестром фоне ее красовались золотые статуи духовенства, а впереди их, с посохом в руке, большой златоглавый архиерей, похожий
на колокол.
От
вокзала до Которосли, до Американского моста, как тогда мост этот назывался, расстояние большое, а
на середине пути
стоит ряд одноэтажных, казарменного типа, зданий — это военная прогимназия, переделанная из школы военных кантонистов, о воспитании которых в полку нам еще капитан Ярилов рассказывал.
Вогнутым полукругом
стоит тяжелое мраморное здание
вокзала, раскинув свои крылья, точно желая обнять людей. Из порта доносится тяжкое дыхание пароходов, глухая работа винта в воде, звон цепей, свистки и крики —
на площади тихо, душно в всё облито жарким солнцем.
На балконах и в окнах домов — женщины, с цветами в руках, празднично одетые фигурки детей, точно цветы.
Вероятно, с
вокзала он шел пешком и только местами ехал
на конке, потому что коротенькое потертое пальто его было мокро, а брюки внизу забрызганы и
стояли коробом от воды и грязи.
— Прощайте, господа, я пойду
на вокзал. Поеду с ночным поездом: не
стоит ждать до завтра!
Петербург встретил меня стужей.
Стояли январские трескучие морозы, когда я должен был делать большие поездки по городу в моей венской шубке, слишком короткой и узкой, хотя и фасонистой,
на заграничный манер. Я остановился в отеле"Дагмар" — тогда
на Знаменской площади, около Николаевского
вокзала. Возвращаясь из Большого театра, я чуть было не отморозил себе и щек, и пальцев
на правой ноге.
Восемнадцать лет тому назад, когда он переселился в Питер,
на том, например, месте, где теперь
стоит вокзал, мальчуганы ловили сусликов; теперь при въезде
на главную улицу высится четырехэтажная «Вена с номерами», тогда же тут тянулся безобразный серый забор.
Как там ни упаковывай, как ни увязывай, а в конце концов наверное что-нибудь расколотишь и рассыплешь, а
на вокзале и в вагоне будешь
стоять, растопыривши обе руки, раскорячившись и поддерживая подбородком какой-нибудь узел, весь в кульках, в картонках и в прочей дряни.
В седьмом часу утра я услышал кругом шум и ходьбу. Это сажали в санитарный поезд больных из гунчжулинских госпиталей. Я вышел
на платформу. В подходившей к
вокзалу новой партии больных я увидел своего приятеля с ампутированной рукой. Вместе с другими его отправляли в Харбин. Мы проговорили с ним часа полтора, пока
стоял санитарный поезд.
Однажды зашел я
на вокзал, когда уходил эшелон. Было много публики, были представители от города. Начальник дивизии напутствовал уходящих речью; он говорил, что прежде всего нужно почитать бога, что мы с богом начали войну, с богом ее и кончим. Раздался звонок, пошло прощание. В воздухе
стояли плач и вой женщин. Пьяные солдаты размещались в вагонах, публика совала отъезжающим деньги, мыло, папиросы.
Вышел я
на перрон. Пустынно. Справляюсь, где
стоят госпитали, — за несколько верст от станции. Спрашиваю, где бы тут переночевать. Сторож сказал мне, что в Гунчжулине есть офицерский этап. Далеко от станции? «Да вот, сейчас направо от
вокзала, всего два шага». Другой сказал — полверсты, третий — версты полторы. Ночь была темная и мутная, играла метель.
Мы ждали поезда
на вокзале.
Стояла толчея. Офицеры приходили, уходили, пили у столиков. Меж столов ходили солдаты, продавали китайские и японские безделушки.
Даша, не успевшая выпить чаю
на вокзале, не без аппетита уничтожила и холодный невкусный кофе, и серый получерствый хлеб. Потом принялась разбирать свои несложные пожитки. В отдаленном углу комнаты
стоял небольшой с полувыдвинутыми ящиками комод, очевидно, предназначенный для вещей гувернантки, в него-то и стала заботливо укладывать свои вещи молодая девушка.
Как там ни ломай голову, как ни хитри, а в конце концов все-таки что-нибудь расколотишь и рассыплешь, а
на вокзале и в вагоне будешь
стоять, растопыривши руки, раскорячившись и поддерживая подбородком какой-нибудь узел, весь в кульках, в картонках и в прочей дряни.
Перед
вокзалом, впрочем,
стоит несколько извозчиков, экипаж — тележка
на дрожинах, костюм самый разнообразный, начиная с потертого сюртука с чужого плеча и кончая выслужившим свой срок арестантским халатом.
Но это еще не все.
Я следил за ним, как лиса.
И вчера, когда вы выходили
Из дому,
Он был более полчаса
И рылся в вашей квартире.
Потом он, свистя под нос,
Пошел
на вокзал…
Я — тоже.
Предо мной
стоял вопрос —
Узнать:
Что хочет он, черт желтокожий…
И вот…
на вокзале…
Из-за спины…
На синем телеграфном бланке
Я прочел,
Еле сдерживаясь от мести,
Я прочел —
От чего у меня чуть не скочили штаны —
Он писал, что вы здесь,
И спрашивал об аресте.